02.04.2009

«Тарас Бульба»: экий ты несмешной

«Тарас Бульба» — это масштабная экранизация гоголевской повести, сделанная режиссером Владимиром Бортко, в которой куда-то почти начисто исчез юмор Николая Васильевича, зато патриотический пафос, несомненно, присутствующий и у классика, оказался раздут прямо-таки до имперских масштабов.

Бортко, снявший и «Собачье сердце», и «Идиота», и «Мастера и Маргариту», известен своей дотошностью и скрупулезностью при переносе литературного материала на кинопленку, да и авторов он выбирает сплошь из золотого фонда русской прозы: Булгаков, Достоевский, теперь вот и Гоголь. Подход вроде бы смелый, но в то же время и хитроумный: ну, у кого из наших соотечественников в здравом уме и рассудке повернется язык сказать, что они не читали произведение, входящее в школьный курс литературы? А будешь критиковать — всегда есть возможность ответствовать: ты что, собака, Гоголя не любишь? А может быть ты вообще книг в руки никогда не брал? Но в данном случае стоит говорить именно об экранизации и о том, что из нее вышло. Так что попробуем все-таки, отдавая дань великому русскому писателю Николаю Васильевичу Гоголю, в канун 200-летнего юбилея о котором не пишет только ленивый, и его бессмертному произведению, поговорить о фильме, премьера которого ожидалась с особым интересом, даже без привязок к круглым датам и широким их празднованиям.

Начинается картина с черно-белых кадров: под проливным дождем Тарас Бульба (Богдан Ступка) перед толпой казаков говорит пламенную речь о русском товариществе, равных которому нет ни в одной земле. Все по гоголевскому тексту, хоть он был и не в начале повести, но запомним этот момент хотя бы потому, что духоподъемные речи во славу русской земли будут звучать в фильме неоднократно. Особый же накал патриотизма у казаков случается в сценах их гибели, которые последуют ближе к концу картины, когда каждое из действующих лиц обязательно скажет перед смертью о русской православной земле, вторит им и неизбежный закадровый Сергей Безруков, с выражением читающий строки Гоголя. Вообще возникает ощущение, что вкрадчивые сценаристы — сам Бортко и Игорь Матюшин не пропустили ни одного куска повести, где бы присутствовала Русь, и слова о ее величии. С таким искусным монтажом кусков авторских отступлений и монологов героев, вырванных из контекста, и без того патриотический пафос Гоголя приобретает имперские масштабы, граничащие с пропагандистской истерикой. Вслед за вступлением, не оставляющим сомнений в том, что основополагающий замысел этой экранизации — воспеть славу земли и веры русской и самоотверженных ее защитников, следует классическая сцена с возвращением сыновей Тараса, Андрия (Игорь Петренко) и Остапа (Владимир Вдовиченков), учившихся в бурсе, с хрестоматийным: «Поворотись-ка, сынку! Экий ты смешной!» Бульбе скучно дома, и он решает вместе с сыновьями отправиться в Запорожскую Сечь, где их научат кое-чему поинтереснее, нежели в бурсе. У запорожских казаков, понятное дело, повеселее, чем на родном хуторе — пьянка, дым коромыслом. Но все равно — войны нет, не с кем силушкой померяться да проучить хорошенько, а хочется. Тем временем зритель видит первую сцену, у Гоголя отсутствующую: ожившую картину Репина «Казаки пишут письмо турецкому султану». Делают они это, опять же, от скуки. Кроме этого смелого сценарно-режиссерского решения есть еще одно: с родного хутора приезжают земляки и привозят тело жены Тараса (Ада Роговцева), изрубленное поляками, и сообщают, что ни дома, ни полка у него больше тоже нет. Таким образом, все сходится: полковник Бульба будет мстить. Гоголь, правда, об этом ничего не писал, ну, и ладно. Казацкое войско собирается войной на Польшу. Его младшему сыну Андрию тем временем грезится во снах голубоглазая блондинка (Магда Мельцах), дочка польского воеводы, в которую он влюбился, учась в Киеве, и ради которой он в итоге предаст отчизну, товарищей и родного отца. Зачем он так сделает — по игре актера Петренко видно не совсем, скорее, изображается страсть и желание, благодаря которым в фильме появляются очередные отсутствующие у Гоголя сцены — любовные, с элементом легкой эротики. Но не секса же ради Бульба-младший идет на такие жертвы, непонятно, в общем. Не очень понятен был и выбор Михаила Боярского на роль казака Мосия Шило, образ которого, к тому же, специально был расширен и углублен — но ничего, справился Михаил Сергеевич, изобразил отважного пропойцу и лишь в конце не сдержался и поддал-таки мушкетерского пафоса, вонзив перед смертью саблю в землю аки мушкетерскую шпагу, после чего шлепнулся замертво лицом в грязь. Ну, и произнес перед этим последние слова про русскую православную землю, как, впрочем, и все остальные геройски погибающие казаки. Поляки на их фоне смотрятся весьма бледно, и хоть и побеждают запорожцев и пленных казнят с особой жестокостью, проигрывают по всем статьям. Тем более что зверства самих казаков, описанные у Гоголя, деликатно убраны режиссерской рукой, и от этого эти грязные, страшные люди с обвисшими усами и буйными оселедцами смотрятся тут разве что не святыми. Куда-то канул безвозвратно и прекрасный гоголевский юмор, не раз заставлявший улыбаться и даже хохотать внимательного читателя повести, уступив место одному лишь патриотизму и святой вере. Так что после выхода из кинотеатра даже не совсем понятно — вроде все по классику, но чего-то все же не хватает. И вот это «что-то» и оказывается той гранью, которая отличает шедевр от работы средней руки, и эпос — от пристрастного и пафосного пересказа. Удивительно одно — что фильм этот снял тот самый Владимир Бортко, которому принадлежат блестящие экранизации Булгакова и Достоевского. Потому, кстати говоря, и высок с него спрос, в отличие от большинства новинок российского кино, не выдерживающих никакой критики. Что позволено ремесленнику, то непростительно мастеру. Он не имеет право выполнить работу ниже, чем на «отлично», для него не существует «три с плюсом» или «четыре с минусом». В противном случае — в печь, как второй том «Мертвых душ».

Алексей Леонидов