05.11.2009

«Царь»: где мой народ?

Историко-философская драма «Царь» режиссера Павла Лунгина рассказывает о противостоянии царя Ивана Грозного и митрополита Филиппа, конфликте между самодержавием и православием, происходившем в темные времена на Руси.

Иван IV, царь всея Руси Иоанн Васильевич, по прозванию Грозный — фигура столь яркая и колоритная, что отечественный кинематограф обращался к его жизни и истории царствования неоднократно. Сценарий картины Лунгина написан известным российским писателем Алексеем Ивановым, и основной акцент здесь сделан на отношениях между Грозным (Петр Мамонов) и игуменом Соловецкого монастыря Филиппом (Олег Янковский), другом детства царя, вызванным Иваном в Москву и возведенным в сан митрополита.

1565 год, в стране, истощенной продолжающейся войной и голодом, царствует тиран и параноик, окруживший себя верными слугами-опричниками во главе с Федором Басмановым (Александр Домогаров) и Малютой Скуратовым (Юрий Кузнецов). Безжалостные опричники устроили на бескрайних просторах, как сказали бы сейчас, кровавый террор, а в подвалах Малюты подвергаются изуверским пыткам подозреваемые в измене, причем муки столь невыносимы, что признаются все. Близость Апокалипсиса и предчувствие Страшного суда — вот то, во что верит Грозный, творя тем временем свое языческих масштабов и жестокости судилище над правыми и виноватыми. Попытка прежнего митрополита выступить против опричнины привела к тому, что ему пришлось быстро уносить ноги, пока его самого не «пустили в расход». Но царю нужен духовный наставник, опора в его непростых отношениях с богом, и он призывает в столицу старого знакомого, человека огромного благородства, мудрости и смирения Филиппа, взяв с нового митрополита слово — говорить государю только правду. Филипп соглашается, в надежде остановить опричников и убедить Грозного следовать христианской, православной добродетели. Но читающего в своих хоромах Откровение Иоанна Богослова и истово молящегося царя образумить не представляется возможным, и Филиппа ждет мученический венец.

По большому счету, вся эта история, уложившаяся в два года, хрестоматийна и известна по школьным учебникам. Так что, говоря о фильме, премьера которого была одной из самых ожидаемых (во многом — благодаря громкому успеху предыдущей картины Лунгина «Остров», с тем же Мамоновым в главной роли), невольно фиксируешься на персоналиях и тех чувствах и эмоциях, что посещают после его просмотра. Олег Янковский, для которого роль митрополита Филиппа стала последней работой в большом кино, пользуется скупыми, до минимализма красками, и практически безупречен. Петр Мамонов достаточно органично вписывается в образ бесноватого днем и молящегося богу ночью царя, по большей части пользуясь теми же приемами, что он начал оттачивать еще во времена существования группы «Звуки Му». Так что этот дуэт-дуэль, на котором и зиждется основное действие картины, вполне удался. Неожиданное перевоплощение привычного добряка Юрия Кузнецова в кровопийцу Малюту Скуратова. Страшный Александр Домогаров, с тяжелым, ничего хорошего не предвещающим взглядом главаря опричников. Воевода, племянник Филиппа (Алексей Макаров), несправедливо замученный на дыбе, но так и не солгавший. Оператор Том Стерн, работавший с Клинтом Иствудом — тоже, на секундочку, немаловажная деталь. Так что с отдельными составляющими и персональными удачными работами в этом фильме все более-менее в порядке, если не считать жутко утомляющее, временами до отвращения, юродство Ивана Охлобыстина в роли визгливого и недоброго царского шута Вассиона, и регулярно перебарщивающую с воплями царицу (Рамиля Искандер), то кричащую на холопов, то хохочущую над казнями, когда осужденных на смерть запускают на огороженную кольями арену на съедение свирепому медведю, любимцу государя. А вот когда переходишь к чувствам и эмоциям, то все оказывается совсем не так просто. Нет, понятно, что сам фильм, заботливо разбитый на четыре главы — «Молитва царя», «Война царя», «Гнев царя» и «Веселье царя», оказался на голову выше подавляющего большинства отечественной кинопродукции последних лет. Но после финала картины, который почти прямым текстом рифмуется с пушкинским «Народ безмолвствует», остается ощущение какой-то недосказанности, причем не из тех, что хороши как художественный прием.

Алексей Леонидов