29.01.2008

«Разные Люди»: «Мы хотим сами распоряжаться своей судьбой»

20 января в ДЮЦ «Орленок» состоялся «электроакустический» концерт группы «Разные Люди». Александр Чернецкий пел и играл на акустической гитаре, а за электричество «отвечал» один из известнейших питерских музыкантов Андрей Васильев, создававший своей гитарой «стену звука».

После концерта музыканты дали интервью GNN в машине, на которой они прибыли в Зеленоград, и которая отвезла их на вокзал, на поезд домой, в Санкт-Петербург. В разговоре принял активное участие Сурен Эдуардович, «Сурик», большой друг «Разных Людей», музыкант-флейтист, с помощью которого они и приехали в Зеленоград на его машине.

GNN: Андрей, напомни мне и, заодно, человечеству, ты с кем играл, кроме Шевчука и Чернецкого?
Васильев: Ох, Леха… Если ты помнишь, у нас…

GNN: Ну, еще «Кузьма и Виртуозы» (Константин Рябинов, один из основателей «Гражданской Обороны» — прим. GNN) вспоминается.
Васильев: Ну, это потом уже. В самом начале у нас вообще ансамбль назывался «Голубые П..ерасты», может быть, слышал? Потом они стали «Виртуозами Вселенной».

GNN: Это Сорокин? Как его звать?
Васильев: Владимир Николаевич. «Белобокин». Потом много было, с Андрюхой Пановым (Андрей «Свинья» Панов, группы «Автоматические Удовлетворители», «600» — прим. GNN) мы играли. С Вадиком (Вадим Курылев, экс-«ДДТ», сейчас — «Электрические Партизаны» — прим. GNN) играли советские песни — «Дубы-Колдуны». Потом еще где-то… Да я не помню. С Лехой Хрыновым (Алексей «Полковник» Хрынов, «Полковник и Однополчане» — прим. GNN) что-то у нас там было.

GNN: С Захаром Маем?
Васильев: Да, с Захаркой.

GNN: А с тех пор, как Саша перебрался в Питер, вы так и играете вместе?
Васильев: Да.

GNN: Получается, что ты в составе «Разных Людей» — самый неизменный?
Васильев: В питерском — да. Старожил питерского «разного движения». Дедушки.

GNN: Я только что Андрея спрашивал, он, получается, такая самая неизменная величина в питерском варианте «Разных Людей». Остальные-то менялись музыканты.
Чернецкий: Да. Так Андреич, он очень сильно отказывался играть в нашей группе, даже присылал других гитаристов. Но это было в 2000 году, так очень немного, полгода. А потом как-то так получилось, что видно где-то кто-то…
Васильев: Поехали в Алтай, дунули и прикололись.
Чернецкий: Да. Ну, короче, Андреич — человек нашей формации, поколения нашего, и никогда не хотелось не то, что думать, какие бы трудности мы не преодолевали, связанные с теми или иными проблемами, мы были всегда. Мне трудно представить, тем более что свой, так сказать, кодекс группы «Разные Люди» придумал я, на свою голову. Объявил то, что из группы никто никогда не выгоняется, и люди могут, в крайнем случае, уйти сами. Андреич уходить желания не изволял. Поэтому он оставался и остается, если сам не захочет уйти. Вот и все.

GNN: Просто с тех пор, как мы разговаривали для интервью в последний раз, многое поменялось в группе, так ведь?
Чернецкий: Да, это было такое стихийное небольшое цунами, которое было организовано темными силами, которые нас злобно гнетут (смеется — прим. GNN). Которые непонятно повлияли на наших товарищей. Поэтому произошли изменения.

GNN: Говоря о месте сегодняшнего концерта: необычно ведь, да? Детский клуб. Были у вас какие-то подобные выступления?
Чернецкий: Ты знаешь, мы играли в таких местах (смеется — прим. GNN). Мы играли в детском саду, ночью.

GNN: Но это, видимо, совсем давно?
Чернецкий: Нет, году в 2003. Там был товарищ просто охранником в детском саду.

GNN: Так это был концерт, или так — тусовка?
Чернецкий: Концерт большой. Типа акустика, да. Но не вся группа, естественно.

GNN: Эти же ребята, что организовали ваше сегодняшнее выступление, делали этим летом концерт Умки в натуральном гараже.
Чернецкий: И в гаражах мы играли, на промасленном поле.

GNN:  Умка тогда в интервью сказала, что когда она одна — «это творческий вечер с участием Ани Герасимовой. А вдвоем с Борей мы уже банда». А что ты можешь сказать о разнице между тем, когда вы играете вместе с Андреем, и полным электрическим составом?
Чернецкий:  Сказать — то же самое. Это, скажем так, никакого значения не имеет. Потому что не каждый город может пригласить «Людей» всей группой. И многие группы не играют акустические концерты, ни квартирники, ни акустики, ничего. Они этим обделяют и себя, и людей, которые хотели бы их увидеть. Мы используем любую возможность, чтобы о нас знали как можно больше людей. То ли это будет вся группа, то ли я буду один, но лучше, конечно, с Андреичем, или еще с Вадиком (Вадимом Курылевым, нынешним бас-гитаристом группы — прим. GNN) втроем. Но суть концерта от этого не меняется. Те вещи, что не звучат без барабанов, мы, естественно, не играем, а все остальное играем. У людей, которые приходят, они же не виноваты в том, что нет в том или ином месте сделать электричество. Нет клубов в разных городах, они не должны быть обделены тем, что мы не приедем по причинам того, что «вы нам не выставляете вот такой райдер технический —  значит, мы к вам не едем» (технический райдер — список условий, предъявляемых к технике на концерте и особенностям сценической площадки — прим. GNN). Это абсурд, просто абсурд. Потому что в моем понимании рок-н-ролл — это не то, что шоу-бизнес, а вообще понятие… В какие-то позы становиться, какие-то «телеги» двигать…

GNN: Умка как раз об этом говорила.
Чернецкий:  Умка — это Умка, ты же меня спрашиваешь.

GNN:  Она выделяла «Разных Людей», Чернецкого, как людей, которые живут так, как Бог на душу положит. Играют там, где можно хоть как-то играть, требования разумные выдвигая. Чернецкий: У нас требований особых нет.
В разговор вступает Сурен Эдуардович: Хочется так отметить вместо тебя, Саш, одну вещь — по поводу слова «банда», просто меня как-то цепануло. Андреич сам по себе бандит. Поэтому, если Андреич есть, это уже банда.

GNN:  Андреич, ты бандит?
Васильев:  Какой же я бандит, Лешик? Я старый больной еврей.
Сурен Эдуардович:  Только не надо примазываться к евреям! (смех — прим. GNN)
Васильев:  Быть евреем — это сейчас модно!
Сурен Эдуардович:  Человек с репутацией. Из него такой же еврей, как из меня балерина.

GNN:  В нынешний состав «Разных Людей» входят: Вадим Курылев на басу…
Чернецкий:  Миша Нефедов, бывший барабанщик группы «Алиса».

GNN:  Правда, давно он был барабанщиком.
Сурен Эдуардович:  Не так давно, три года назад.
Чернецкий:  Леша, тебе нужно побывать на нашем концерте в данном составе, и, может быть, у тебя некоторые вопросы отпадут сами собой.

GNN:  Я догадываюсь, что пожестче стало?
Чернецкий:  Я не могу сам, может быть наши друзья, которые слышат со стороны…
Сурен Эдуардович:  На мой взгляд, очень искушенный, стало качественнее. Музыка группы вышла на другой качественный уровень, во многом, благодаря мастерству и Миши Нефедова, и, конечно, Вадима Курылева. Качество поднялось, и мне кажется, поменялся даже, в некотором смысле, дух, в сторону профессионализма в еще большей степени. И еще, конечно, взаимопонимание ритм-секции, Вадик с Мишей одновременно в «Электрических Партизанах» участвуют.
Васильев:  И ностальгический «ДДТ»-шный запах.
Сурен Эдуардович:  Да, и опять же наш главный бандит, «главшпан» Андрей Васильев, с Вадиком у них большое совместное бурное бандитское прошлое.
Чернецкий:  «Дубы-Колдуны» бандитские (смеется — прим. GNN).
Сурен Эдуардович:  Они с полувздоха понимают друг друга. Качество, повторяю, на мой взгляд, очень искушенный, возросло резко. Насколько это может быть резко.
Чернецкий:  Я расскажу: Сурен Эдуардович — профессиональный музыкант, флейтист, в больших оркестрах играет, с консерваторским образованием. Поэтому слова не огульные, мы-то «консерваториев не заканчивали». Это дорогого стоит.

GNN:  А у вас не бывает чувства досады вот по какому поводу: Чернецкого, Васильева знают все. Любого музыканта спроси — знает. Но, однако же, есть суперпопулярные группы, то же самое «ДДТ» нынешнее, и кто-то еще, а вы по-прежнему, если не андеграунд, то только культовая команда.
Чернецкий:  Ты скажи — это плохо?

GNN: Нет, я вас спрашиваю. По мне, так это хорошо.
Чернецкий:  Вот. Ну, и нам хорошо.
Васильев:  Шурик, дай, я скажу. Шура однажды сказал вещь, она мне просто врезалась, что сейчас время такое, что ты можешь стать практически кем угодно. Ты можешь стать звездой, ты можешь стать бизнесменом, можешь стать грамотным продюсером, космонавтом, понимаешь, зарабатывать бабки, стать бандитом. Но самое сложное — это остаться самими собой.
Чернецкий:  Как только тебе скажут «хочешь быть этим?», ты должен сказать «да, я хочу». Но для этого ты должен сделать то, то и то. И в конечном итоге, здесь прогнулся, здесь подогнулся, от тебя, как ты был в детстве пацаном, и о чем ты мечтал, ничего не остается.
Васильев:  Зависимый, б…ь.
Чернецкий:  Тебя нет.
Васильев:  Ты есть вот тот, Худой, Кривой там, и вся вот эта вот п..добратия, понимаешь?
Чернецкий:  И то, что мы делаем, я благодарен судьбе, что это возможно еще делать, оставаясь самими собой. Если бы закрыли все и давали возможность играть только тем, кого раскручивают…
Васильев:  Нам бы не пришлось никуда уходить. Мы в нужном месте и находимся, понимаешь? (смеется — прим. GNN).
Чернецкий:  Мы остались самими собой. И в это время самая тяжелая, на самом деле, вещь — это остаться самими собой, это очень дорого, оказывается. Люди сходят с ума, оттого, что можно это, можно то, они не понимают, что они просто себя хоронят. И то, что им обещают, якобы, это наверняка не произойдет. То есть, они просто сгорают, так и не реализовавшись.
Васильев:  Убивают то, что в них родители вложили.
Чернецкий:  И то, что мы делаем, никаких революций, наша война — это за души своих, и такие же одинокие люди в разных местах, в разных городах находятся, которые ждут нас, ищут наши записи и которые верят, что они не одиноки.
Васильев:  Ты знаешь, я то же самое услышал в «Пиратах Карибского моря — 3». Кейт Ричардс (гитарист «Rolling Stones» — прим. GNN) гримированный говорит.

GNN:  О, да!
Васильев:  Помнишь, он сказал, конкретно, что все это х..ня, о чем вы здесь трете, о каких-то секретах, о каких-то сундуках мертвеца, самое сложное — это остаться самими собой.
Чернецкий:  Я не смотрел пока.

Александр Чернецкий. Фото GNN

GNN:  Помню, конечно. Там у него изумительный выход, недолгий, но очень такой, убедительный.
Чернецкий:  Леш, а это ли не самое главное? Мы уже взрослые люди, у нас уже дети. Мы хотя бы примером своей жизни, тем, что мы не согнулись ни под какими обстоятельствами, ни под алкоголем, наркотиками и болезнями, остались самими собой. И мы никогда не будем участвовать в этих делах, которые происходят. Может быть, придут времена такие, может, нас тогда уже не будет, когда это будет считаться самым великим, вот таким настоящим. Может быть, это даже станет модно, что вот, оказывается, были люди, которые остались самими собой. И это будет круто. Сейчас это не круто, пусть, но для нас это жизнь. Мы хотим сами распоряжаться своей судьбой, своей жизнью, и никто нам не может быть указом.
Васильев:  Чтобы ничему не соответствовать, понимаешь. Это такой семантический дзэн своего рода, никакой привязанности ни к чему: пошли все на х... Разве это плохой девиз?
Чернецкий: Это отлично, это самый правильный девиз.

GNN:  У меня примерно на подобной фразе вчера закончилось интервью с Никольским, правда, диктофон уже был выключен.
Васильев:  Вот видишь, мы одинаково небрежны с Костиком.

GNN:  Это при том, что он тоже очень хороший музыкант.
Васильев:  Ну, ты что, это же «наше все».
Чернецкий:  Константин — да, конечно.
Васильев:  «Я песню спел, она не прозвучала».

GNN:  Но, правда, лаконичный. Кстати, о лаконичности: что с альбомом-то с новым?
Чернецкий:  Новый альбом, мы сейчас особо не хотим распространяться, но мы искали деньги. Все распространение информации о том, что мы хотим записать альбом, новый, заключалось в том, что у нас нет денег, чтобы его записать. И люди, которые могли поучаствовать, писали на сайт. И сейчас нашлись люди в Харькове, которые могут нам дать денег, чтобы мы записали альбом.

GNN:  Песен новых на альбом хватает?
Чернецкий:  Песен столько, что, может быть, даже диска не хватит, честно говоря. Но, знаешь, у меня есть песни, которые я никогда не записывал, но они старые. И как их назвать —  либо они очень старые, либо они очень новые, непонятно. Но какой-то интуицией я чувствую, что они в этом альбоме будут уместны.

GNN:  А то, что вышло совсем недавно — это неизданное?
Чернецкий:  Неизданное. Это были, конечно, не наши песни, знаешь, какая история с этим диском? Я этот диск два года назад начал записывать, то, что мы пели в разных трибьютах: Маяковского, Лимонова, Петрова, собрал в один диск и дарил друзьям, которых хотел на Новый год поздравить. Его разместили в Харькове в локальной сети, и очень много людей его скачивало и спрашивало, а почему этого диска нет в природе. Потому что качество записи — студийное, песни кайфово получились. Мы ни в коем случае не собирались это делать, это были просто вещи, которые нельзя услышать. Мы их собрали в один диск и на болванках дарили. А потом люди сказали: мы хотим, давайте, издайте, найдите возможность, это очень интересно, и так далее. Мы подумали: ну, если люди просят, значит, это актуально. Собрали в один диск и издали.

GNN:  А проблемы были с чем? С авторскими правами?
Чернецкий:  Да. Почти год мы просто собирали подписи от Егора Летова, от наследников Петрова (Андрей Петров, композитор, широко известен как автор музыки к более чем 80 кинофильмам  — прим. GNN), наследников Маяковского.

GNN:  Собрали? Никто не отказал?
Чернецкий:  Да. Это официальное издание, все бумаги соблюдены, все авторские права.

GNN:  Я просто эту пластинку, к своему стыду, пока еще не слышал, поэтому спрашиваю так подробно. Песни-то многие по отдельности слышал, само собой.
Чернецкий: Там есть песни, которые мы никогда не поем на концертах. Это песни Сереги Щелкановцева, «Сэра», харьковский мой дружок, который умер в 2003 году. А песни, которые он на моей памяти никогда не пел потом, только когда он пришел из армии, и когда мы с ним познакомились 20 лет назад, в 1986 году, две песни. Сашки Кубышкина, который погиб тоже, наш товарищ. То есть, людей, которых уже нет. К тому же, Юра Морозов, царство ему небесное, мы сделали песню «Пусть сегодня никто не умрет» в двух вариантах, и во втором варианте, который есть в этом альбоме, я попытался, и он сделал мастерски. Слова, которые произносят в песне, цитаты из Башлачева, Высоцкого, Янки, были просто врезаны в места, где пою я. И она такая очень рваная получилась песня, но с людьми, о которых мы поем, они в этой песне как бы с нами.

GNN:  А тебя не настораживает то, что в этой песне все больше и больше куплетов?
Чернецкий:  Я, почему и хотел ее быстро записать, чтобы не добавлять ничего.

GNN:  Потому что многие люди уходят.
Чернецкий:  Да. Ну, потому что это жизнь, и это смерть, и грань между ними очень тонкая.

GNN:  Кстати, как там поживает Сергей Кочерга (лидер харьковской группы «Тихий Уголок» — прим. GNN )?
Чернецкий: Коча поживает… Ты знаешь, люди за него борются, хотят его в больницу положить, сделать операцию, но он сам отказывается от всего, насильно же не сделаешь. То есть, он живет, и, я думаю, что у него такое сильное стремление к смерти. Он не хочет жить, но пока он живет, такое ощущение. А это непонятно мне, потому что не очень правильно.

GNN: Мне это тоже непонятно. Тут его один человек питерский вроде бы хотел попробовать с концертами привезти в Москву и Питер. Я сказал, что помогу, чем смогу, но что-то это никакого продолжения не получило.
Чернецкий: Я знаю, Костик, да? Они издали его книжку. Ну, Коча сначала сказал да, потом нет, все это очень проблематично. Ну, если человек не хочет? Ну, вот, б…ь, не хочет телка е….ся, как ее, насиловать?
Сурен Эдуардович: Надо вообще не обращать на нее внимания, и тогда все получится.

GNN:  К сожалению. Сергей был такой всегда. Когда мы познакомились много лет назад, он был такой же депрессивный.
Чернецкий: Тогда он был все-таки более живчик, он играл концерты. Кубышкин же, кстати, играл у него, на таком дурацком инструменте, на тубусе он дул.

GNN: Это «казо» называлось. Такая стилизация под латиноамериканскую трубу.
Чернецкий: А ты вживую их слышал, когда они с Кубышкиным играли?

GNN: Да, конечно.
Чернецкий: Ты в Харьков тогда, наверное, приезжал?

GNN: Я и в Харьков приезжал, потом мы еще привозили их в Москву. В самом начале 90-х, на самом излете этой истории советской. Жаль, что это не получило продолжения. У вас тогда в Харькове вообще что-то начало твориться несусветное, мы тут все за тебя сильно переживали, сам понимаешь.
Чернецкий:  Ну, несусветное случилось со всей страной, скажем так. Потому что я в какой-то момент, в 1992 году, в марте, когда я вернулся из больницы, понял, вот эти связи, нити, по которым мы играли, ездили на фестивали, что это уже страна Украина, а это — Россия, и здесь нет никакой информации. Все радиостанции говорят по-украински, какую-то х...ню крутят, нет никаких газет, прессы, вообще никакой связи. И, естественно, все рок-движение для нас закончилось. На Украине мы просто стали никто.

GNN: Ну, про это мы с тобой подробно говорили в прошлый раз. А сейчас вы бываете в республиках бывшего Союза, в странах, которые раньше так назывались?
Чернецкий: Конечно.

GNN: А в Прибалтике, допустим?
Чернецкий:  Бываем, в Прибалтике — регулярно. В Эстонии очень часто бываем. Были в Риге недавно.

GNN:  И как там принимают русскоязычную музыку?
Чернецкий:  Ты знаешь, там, конечно, не так много людей приходит, но они же… Вот про Эстонию, мы там часто бываем: Нарва, Таллинн. Там люди, они такие же русские. У них борьба там связанная с политикой тогда была, они делают дело, вот как мы говорим, то, что делают, и мы с ними. И поэтому, естественно, ну как, скажи, ну как там могут принимать? Конечно, на «ура». Потому что и они не остаются в одиночке, и мы делаем все, чтобы приезжать, и так далее.

GNN: Андрей, а ты же тоже ездил куда-то в прибалтийские страны в новейшие времена?
Васильев:  С Шуриком, конечно, мы ездили в Таллинн, да.

GNN: И как впечатления?
Васильев:  Ты знаешь, впечатления у меня последние смазанные. Потому что даже песни пел про стройбат, х.. знает. Там знаешь, кого я встретил? Димка Запашный, знаешь такого человека? С Кузей нас приглашал, «Виртуозы Вселенной». Ну, чего, живут ребята, рожают детей. Все там нормально, я не почувствовал ничего.

GNN:  Ну, мне и интересна не политика, а как народ реагирует.
Чернецкий:  Народ обделен возможностью общения.

GNN:  Ну, там видимо не все уже по-русски умеют говорить.
Васильев: Кто?

Андрей Васильев. Фото GNN

GNN:  Население.
Васильев:  Перестань!
Чернецкий:  Эстонцы даже говорят: я знаю эстонский язык, но я принципиально не сдаю на паспорт, на тот, который им дает возможность работать, и прочее, потому что я — русский. Это молодые люди, которым по 20 с чем-то лет. Это уже другое, сколько там нет этого СССР, они выросли уже в изоляции. И они почему-то сохраняют… Вот. А то, что это существует, информации-то очень мало.

GNN:  Ну, это как сегодня на концерт телевизионщики приходили местные. Они первым делом спросили организатора: «А «Разные Люди» — это кто?». Собирались брать интервью, правда, убежали потом.
Чернецкий: Ну, это нормально.

GNN:  Они-то никуда не уезжали. Они здесь живут и живут себе.
Чернецкий:  Это нормально, и говорит об их непрофессионализме. Если ты — телевизионщик, допустим, ты идешь на концерт какой-то группы. Перед тем, как идти, ты будешь интересоваться, куда ты идешь? Ты пойдешь в интернет, что-то поднимешь, ну, как профессионал. Значит, эти люди просто непрофессионалы. Им сегодня свадьбу снимать, завтра — концерт, им по барабану. Ну, и что? Меня пригласят сейчас в гости друзья, скажут, у нас — серебряная свадьба. Я у этих друзей расспрошу, а что это за люди, как зовут, как они прожили жизнь. Я просто иду к ним в гости. Это же нормально, по-человечески?

GNN: Нет, конечно, 99% людей из тех, что пришли сегодня на концерт, знали, куда идут.
Чернецкий: Нет, но то, что они ждали час, пока мы добирались…

GNN: Ждали и не расходились никуда.
Чернецкий: Я видел, что там, в основной массе-то молодые люди. Вот когда говорят, что джаз умер вместе со своими поклонниками, потому что они выросли и стали старыми. А вот когда рок-н-ролл, он за то время, которое «Разные Люди» существуют сейчас в Питере, уже сменилось несколько поколений, потому что те люди, которые ходили семь-восемь лет назад, уже приходили другие и потом еще третьи. Уже три волны молодых людей. Ну, это классно! Это удивительно, загадочно, но это правда.

GNN: Помнится, к тебе Юрий Юлианович (Шевчук — прим. GNN) сильно ревновал тусовку, когда ты переехал в Питер. Что у тебя постоянно гости, гости, общаться с тобой идут.
Сурен Эдуардович: Это потому, что к нему никто не ходил! (хохочет — прим. GNN).
Васильев: По-человечески просто переживал, то, что прошел, когда он в Питер приехал с Уфы. Сначала посылали все на х.., он приехал, сначала просто от него, как от бешеного вообще отмахивались. А потом как к попу повалили, б…ь, с восьми утра, с.ка, до поздней ночи, с курицами, с бухлом. Как старший человек, а он действительно порядочный человек, о.ительный Юрий Юлианович, естественно, он по-человечески стал переживать. Шурика он любит, я знаю, и порвет всех, с.ка, как грелок (смеется — прим. GNN).

GNN: Это все хорошо в начале, потому что Майка, беднягу (Михаил «Майк» Науменко, лидер группы «Зоопарк» — прим. GNN ), упокой Господи душу его, это сгубило в конце жизни, потому что к нему тоже был поток нескончаемый. Но он-то никуда не приезжал, он жил себе и жил.
Васильев:  Ну а что, с Андрюхой Пановым та же самая история. Как он может, он нормальный человек, он не мог же сказать: я сейчас работаю. Лия Петровна (мама Панова — прим. GNN), дай Бог ей здоровья, открывала, говорит: «Заходите, Кабан пока еще спит. Он сейчас к вам выйдет». Выходил Свинья голый абсолютно, она говорит: «Андрей, ты бы хоть трусы одел». «Мама, так надо», типа.

GNN:  Мне мой отец покойный похожие истории рассказывал про Веничку Ерофеева (Венедикт Ерофеев, великий русский писатель второй половины XX века, автор поэмы «Москва—Петушки» —  прим. GNN). В конце жизни там тоже был поток нескончаемый. И если звякало в коридоре, он говорил: «Просим-просим».
Сурен Эдуардович: Преемственность поколений.
Васильев:  А что, если человек нормальный, какие тут могут быть: «п..уйте», ты что (смеется  — прим. GNN).

GNN: Легенды живут, да Андрей, знаешь, наверное, такую, что ты был уволен из «ДДТ» за «чрезмерный профессионализм»?
Васильев: За онанизм (смеется — прим. GNN).

GNN: Причем эта легенда живет и побеждает.
Василев: Ну, и хорошо. Значит, так оно и есть. Это нужно выбить зубилом, б…ь.
Чернецкий: А ты скажи: я не буду оспаривать (общий смех — прим. GNN ). Это красивая легенда. Я, кстати, первый раз слышу.

GNN: Правда?
Чернецкий: Я думаю, что в Зеленограде больше информированы о питерском роке, чем в Питере.
Васильев: Все наоборот. Сказали, что он вообще играть ни х.. не умеет, что делать с этим уродом, Шева это сказал еще в кино.

GNN: Мне шептали это на ухо все эти питерские рок-деятели.
Чернецкий: Бурлака? (Андрей Бурлака, патриарх питерской рок-журналистики — прим. GNN).

GNN: Нет, не Бурлака, дай Бог ему здоровья. Андрей Петрович, он хороший, но что-то удивляет меня. Встречаешь его в фойе на концерте, спрашиваешь: «А почему ты не в зале?». «А что я там не слышал?».
Васильев: Знаешь, что Андрюха мне сказал на это? Я тебе скажу. Вот его стал кто-то, Рикошет, что ли, царство ему небесное, говорить: «Бурлака, вот чего ты все время…».

GNN: В гримерке, в фойе.
Васильев: Да. «Почему ты не ходишь на концерты?». Знаешь, как он ответил? Он убрал просто. «Ты знаешь, чем отличается гурман от алкоголика? Вот гурман, он взял только один, и готов, может судить о качестве напитка. Алкаш будет х..рить его ведрами и закончит белой горячкой. Но это же неправильно!».
Чернецкий: А как ваша «Силиконовая долина», стоит?

GNN: Ну, как…
Чернецкий: Зато как висит! (смех — прим. GNN).
Васильев: Вот это надо обязательно в интервью.

GNN: То есть, эта составляющая (секс — прим. GNN) тоже не упущена? Не только рок-н-ролл?
Чернецкий: А куда ее девать-то?

GNN: Ну, у нас в стране наркотики заменены алкоголем, как известно.
Васильев: У кого это наркотики заменены алкоголем?

GNN: У большинства населения.
Васильев: Откуда ты знаешь, что делается у большинства населения? Большинство населения в..бывает за копейки, за гроши, и каким-то образом еще умудряется делать заначки себе на смерть.

Беседовал Алексей Коблов