Алексей Коблов: «Мне хочется, чтобы все длилось как можно дольше»

Алексей родился 25 сентября 1967 года в Ленинграде. Когда ему было 3 года, отцу предложили работу в Москве, и вся семья переехала в столицу, точнее в Зеленоград. В школе Алексей был отличником, золотую медаль, правда, не получил из-за сложных отношений с одним из преподавателей. Далее поступил на международное отделение факультета журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова. Отучившись 3 года, он оставил вуз, занялся музыкальной журналистикой и организацией рок-концертов.

— Леша, почему ты решил стать журналистом? Когда появилось желание писать?
— К этому подтолкнул один мой хороший школьный учитель, Александр Иванович Гавриков. Он преподавал историю и вел факультативы, на которых рассказывал об интересных вещах, происходящих в мире. Тогда я и решил заняться журналистикой, причем международной. Папа хотел, чтобы я, как и он, стал врачом, но я почувствовал в себе желание и возможность писать.

— Но ты не стал журналистом-международником, а занялся музыкой. Почему?
— Музыкальная жилка проснулась с первого же курса. Вот, стоишь ты у дверей журфака МГУ, вертишь в руках пластинку, к тебе подходят старшекурсники, интересуются, какая у тебя есть музыка. И выясняется, что у них тоже есть пластинки, да еще и пленки, которыми можно обмениваться. Так я попал в подпольную тусовку андеграунд-музыкантов, начал ходить на концерты, писать о них. И так все это понравилось, что идея стать журналистом-международником вдохновляла все меньше и меньше.

— Почему ты ушел из университета? Не смог совмещать учебу и бурную жизнь молодую?
— Меня затянуло, затянула профессия и музыка. Учеба была совершенно несовместима с тем образом жизни, который я начал вести. Самое западло, что лучшие концерты проходили именно в лекционное время. Стали появляться «хвосты», причем не из-за глупости, а потому, что жизнь была дико интересной. Я перевелся на обычное, союзное отделение, потом — на вечернее, затем — совсем на заочное. Так документы мои до сих пор находятся на ул. Моховой, на журфаке.

— Какое событие помогло тебе принять решение окончательно уйти в музыку и журналистику?
— Последней каплей в том, чтобы не возвращаться в университет, стал знаменитый Подольский фестиваль 1987 года — «советский Вудсток» (крупный 3-дневный фестиваль рок-музыки, в котором приняло участие более 30 групп — прим. GNN). Я недавно ездил на его юбилей, 20-летие фестиваля отмечали в клубе «Бродяга». Видел чудесные кадры: себя с длинными волосами, пляшущего у сцены во время выступлений «Зоопарка», «ДДТ», «Наутилус Помпилиус». И самое интересное, что, смотря это видео, не чувствовал себя старым идиотом, да и никто не чувствовал. Все это было незря.

— Как ты стал промоутером, начал организовывать выступления музыкантов?
— Я просто ходил на концерты, сначала по билетам, потом по дружбе. Затем начал принимать участие в их организации. В Зеленограде впервые сделали концерт в клубе «МИЭТ»: привезли группы «НИИ Косметики» и «Ночной проспект». Был настоящий скандал. А все потому, что комитет комсомола МИЭТа отрицательно отнесся к происшедшему, сочли чуть ли не фашистским мероприятием.

— А когда ты начал самостоятельно делать концерты? Как это происходило?
— Это было весной 1987 году, выступление Кости Кинчева. Незадолго до этого приехал к нему домой, взяв с собой подружку. Я уже тогда знал: чтобы продуктивно поговорить с музыкантом, к нему надо прийти с красивой девушкой — с тех пор всегда использую это правило (смеется). Девушка, кстати, была не просто какой-то куклой, которая сидела и улыбалась. Она тоже училась на журфаке, интересовалась музыкой. Я, на самом деле, приехал брать у Кости интервью, но так и не включил выполнявший тогда роль диктофона магнитофон. Он угостил нас чаем, мы начали беседовать, и разговор просто плавно перешел на тему организации концерта. Так, 7 марта на даче у одного моего друга в Фирсановке состоялся акустический концерт Кинчева.

— И потом была «Алиса»?
— Да, зимой того же года в клуб «МИЭТ» я привез электрическую «Алису». Это был абсолютно нелегальный, подпольный концерт, который собрал более тысячи человек — переаншлаг. Самое интересное, что на концерте даже удалось заработать достаточно крупные по тем временам деньги. Потом был «Чайф», Янка, «Комитет охраны тепла», Алексей Романов и «СВ». Затем самодеятельность закончилась, наступил 1991 год, развал СССР, времена рыночной экономики.

— Чем занимался в трудные 90-е годы?
— Тогда сильно вышибли из колеи проблемы, от глобальных до личных. Потом, было время алкоголя и травы, причем в больших количествах. Многих людей скосили эти недуги, я же, слава богу, остался стоять на ногах. Просто всегда больше стремился к знаниям, а не к развлечениям. Несмотря на трудные времена, музыканты не забывали рок: мы организовывали концерты «Теплой трассы», «НТО Рецепт», делали фестивали в Москве. Я продолжал писать для различных периодических изданий. Входил в клуб филофонистов ДК «Горбунова», где мы менялись пластинками. В середине 90-х все постепенно начало улаживаться. Я снова стал регулярно ездить по стране, восстанавливать старые и заводить новые знакомства. Понял, что ничего не умерло, андеграунд существует, просто он по-другому называется: есть молодые парни и девушки, которые сочиняют, поют, играют, кто-то по квартирам, кто-то по подвалам, кто-то даже в клубах. В общем, все нормально.

— Для каких изданий ты тогда писал?
— Писал в музыкальную газету «Московский бит». Там работали Артем Троицкий, Сергей Гурьев, Олег Пшеничный и многие другие, до сих пор известные журналисты. Это было время подъема музыкальной журналистики, оно прошло. Сейчас люди пишут для коммерческих целей, занимаются исключительно пиаром. Есть у нас несколько печатных изданий, которые можно почитать, но большинство талантливых людей находит отдушину в «Живом журнале», потому что это абсолютно свободная, неподцензурная среда. О телевидении вообще молчу…

— А что можешь сказать о телевизионной музыкальной журналистике?
— Здесь я могу много говорить. Люди получают свою зарплату и не парятся: у них есть накатанная схема, которая используется, и большее они делать не хотят. Чем ждать, пока эти каналы изменятся, лучше смотреть в сторону более перспективного Интернет-телевидения, спутниковых каналов. Были хорошие музыкальные программы, которые имели колоссальные рейтинги, но эти передачи удивительным образом сначала переводили в ночной эфир, а потом и вовсе закрывали. Если бы я был параноиком, назвал бы все это теорией всемирного заговора: что есть люди, которые душат умы тех, кто подходит к настоящим знаниям.

— В целом за свою творческую деятельность с какими изданиями сотрудничал?
— Я начну с самиздата, с трех подпольных «китов» музыкальной прессы: журнал «Зомби» Натальи Комаровой (известный журналист и промоутер «Комета» — прим. GNN), журнал Ильи Смирнова «Урлайт», от которого в последствии откололась большая часть редакции (в том числе я) и создала журнал «Контркультура». Потом была газета «Дикая дивизия» Аркадия Семенова, журнал ««FUZZ», разовый опыт сотрудничества с журналом «Rolling Stone», в котором была опубликована огромная статья, посвященная «Гражданской обороне» и Егору Летову. Была еще куча изданий, названия которых сегодня никому ни о чем не скажут. Они выпускали пару-тройку номеров и уходили в историю — время смутное было.

— С зеленоградскими изданиями когда-нибудь работал?
— Да, в «Сорок один» публиковали два моих материала об Инне Желанной. Было у нас еще такое веселое, но недолгое издание «Открытая территория». Его создали отколовшиеся от «41» бунтовщики. Туда я много материалов успел написать. С местными телевидением никогда, слава богу, не работал. Оно, к сожалению, до сих пор оставляет желать лучшего. Если нынешнее телевидение разовьется, будет больше говорить про молодежь, культуру, музыку, и делать это будет нормально, чтобы люди смотрели…

— Где-нибудь хранишь свои опубликованные материалы?
— Да, я по старой советской привычке храню все свои материалы. У меня дома огромный архив, несколько коробок. Если сдунуть с них пыль и покопаться, то можно много чего интересного найти (смеется).

— Ты работал во многих изданиях. Во всех был штатным журналистом?
— Нет, не всегда. Я довольно длительное время был фрилансером — свободным художником, человеком, который не является штатным сотрудником. И это не является показателем отсутствия внутренней дисциплины, просто мне так было удобно. Не хотел ни от кого зависеть, кому-то чем-то быть обязанным. Тем более, гонорары были неплохие. А сейчас у меня появилось желание вернуться к регулярной работе, в данном случае это GNN. Я давно приглядывался к этому изданию. Хотел размять косточки: делать материалы не только о музыке, но также писать о кино, жизни, обществе, футболе.

— Многие журналисты со временем разочаровываются в выборе профессии. Окончив вуз, проработав несколько лет, они оставляют эту сферу и уходят в другие области. С тобой что-то подобное происходило?
— Я никогда не сомневался в выборе профессии. Не то, чтобы больше ничего не умею, просто писать получается лучше всего. Когда была возможность, я всегда писал.

— Ты влюбчивая натура? Можешь вспомнить, сколько раз в жизни по-настоящему любил?
— Я человек влюбчивый, сильная любовь посещала меня не раз. Но я трудно переживаю расставания, долго переживаю. Официальный брак, с печатями в паспорте, у меня был один. Получилось все так. Летом 1998 года мне позвонила журналистка Екатерина Борисова, которая занималась созданием книги про Янку Дягилеву, и попросила проконсультировать ее по некоторым вопросам. Мы встретились, пообщались. Потом снова встретились, снова пообщались, после чего она поехала ко мне, прожила полтора дня и уехала домой, в Питер, совершенно счастливая. Затем мы вместе были на концерте «The Rolling Stones» в «Лужниках», на котором я, как потом оказалось, предложил Кате руку и сердце, а она, вроде как, не была против. Причем на концерте я не был сильно пьян, просто у меня было состояние эйфории. Брак наш был таким: я в Москве, она — в Петербурге, но виделись мы часто, много говорили по телефону. Потом я сильно заболел, и в это время мы расстались. Сейчас поддерживаем отношения. Вот, недавно виделись в Питере, ходили, опять же, на концерт «The Rolling Stones». В этот раз жениться не стали (смеется).

— Твоя промоутерская деятельность не закончилась в 90-х годах. Расскажи о концертах, которые ты организовывал в клубах «Арена» и «Полином». Планируешь подобными делами заниматься в дальнейшем?
— С «Ареной» я работал в 2004-2005-х годах. За время существования этого небольшого клуба в нем успели побывать довольно значимые фигуры: Егор Летов из «Гражданской обороны», лидер группы «Калинов мост» Дмитрий Ревякин, группа «Кирпичи». Это было действительно хорошее место, в которое можно было просто придти, посидеть, послушать хорошую музыку, потанцевать. Летом этого года я пригласил в Зеленоград «Гражданскую оборону». Что стало неким доказательством самому себе, что могу и умею организовывать концерты. Сейчас я не собираюсь становиться промоутером, дорогу молодым: Гарику Подобеду, Андрею Ушакову, Саше Щепину и всем остальным.

— Будешь как-то творчески развиваться? Планы есть?
— У меня давно теплится идея написать книгу, не художественную литературу, а например, посвященную известной личности, скажем, певицы Ани Герасимовой (Умка). С удовольствием поучаствовал бы в организации 10-го юбилейного рок-фестиваля. В этом году Дмитрий «Spike» Андрюшин все сделал отлично, на самом деле, прыгнул выше своей головы. Для города фестиваль стал настоящим прорывом. Зачем нужен я, если все могут сделать без меня? У меня более приземленно-рациональное отношение к музыкантам. Я бы поучаствовал как человек, который не даст после фестиваля его участникам ругаться, выяснять отношения: кому какую дали грамоту-премию, кто что сказал — «Фабрика звезд» прям какая-то!

— Во время беседы ты не раз упоминал про культурную жизнь города, концертные площадки, музыкантов и промоутеров Зеленограда. Давай подробнее об этом поговорим.
— Невозможно высказывать свое мнение, при этом никого не задев. И это не обидные слова в адрес наших заведений и промоутеров, а объективная оценка ситуации в целом: сейчас в городе одна самодеятельность. Всем известно, как делаются концерты. Хочешь организовать выступление какой-то известной группы? Приглашай, заодно и клубу поможешь заработать. Хочешь сам поиграть? Играй, а при этом хозяева клуба посмотрят на тебя, как на дурачка. Все это прекрасно понимают, но сделать ничего не могут, потому что играть больше негде. Сейчас наступила осень, музыканты снова начали давать концерты, но пора подниматься на ступень выше, делать все более грамотно. Это касается и текстов. Я не говорю, что они должны быть сродни русской поэзии, но небанальная рифма, соблюдение размеров и присутствие в песне двух-трех мыслей — уже неплохо.

— Леш, большинство музыкантов города тебя уважают, ты для них авторитет. Как удалось добиться такого признания, ведь так повелось, что журналистов чаще всего недолюбливают, не всегда им доверяют?
— Человеческий фактор, нормальные человеческие отношения. Хотя, наверное, кто-то еще до сих пор тешит себя иллюзиями, что, познакомившись с Алексеем Кобловым, можно стать более известным: он напишет, он расскажет, он покажет. Это большая ошибка: я все равно рано или поздно пойму, кому я нужен сам по себе, а кому для продвижения.

— Но ты все равно часто помогаешь молодым. Почему, в чем кайф?
— Просто пожать им руку, дать полезный совет и периодически поглядывать: помогло или нет. Но не участвовать в их развитии, я ведь для них не учитель, не воспитатель.

— Будешь отмечать свой юбилей? Есть какие-то планы?
— Хотел в этом году устроить свой День рождения в «Полиноме» или где-то еще, но все места Зеленограда по тем или иным причинам оказались неудобными. В рамках празднования я, кстати, планировал восстановить свои творческие затеи. У меня были опыты музыкального характера, песни собственного сочинения, и я хотел их реанимировать. Соберу свою банду, мы не будем регулярно выступать, тягаться с молодежью, выдавать жесть, как «E.N.A.» или «Vermilion», но нечто жесткое и мелодичное покажем.

— Может, это и к лучшему, что не получится масштабно отметить 40-летие, ведь, как известно, у мужчин этот юбилей не принято отмечать?
— Да, мне говорили умные люди, что не стоит отмечать 40-летие. Другие умные люди говорили, что, наоборот, все фигня. На самом деле, я сам уже как-то не хочу широко праздновать этот День рождения: сны какие-то последнее время странные снятся.

— И последний вопрос, пусть банальный, но который стоит задать: основная цель в жизни?
— Если в глобальном масштабе, то это любовь, не материального характера, а мистическая, оторванная от реальности. Такое состояние чудовищной радости, внутренней теплоты. Каждый раз, когда это состояние ко мне возвращается, я понимаю, что еще достаточно молод, мне нравится жить. И мне хочется, чтобы все длилось как можно дольше. А что мне еще хотеть от жизни?

Беседовала Екатерина Репкина