Леван Ломидзе: «Я никогда не шел на компромиссы»

— Леван, когда вы начали играть блюз?
— Я даже не помню… Мне было, наверное, лет тринадцать. Получается, около 29 лет. Очень давно. Как начал, так и играю. Без изменений.

— Когда появилось желание играть именно блюз?
— В 1975 году в Тбилиси приехал Би Би Кинг. Он выступал в филармонии, которая находится прямо напротив моей школы. Я со старшим братом попал на концерт, и это очень сильно повлияло. Вы представьте: 1975 год — и Би Би Кинг, время железного занавеса, и вдруг выходит такой человек. Притом, что он тогда был помоложе гораздо, с такой энергетикой, что всех он потряс. Кстати, после этого в Тбилиси началось мощное блюзовое движение, многие гитаристы пересмотрели свою музыкальную ориентацию. Вначале я просто ходил, какие-то фразы напевал, потом начал искать подобные коллективы. Тогда, естественно, увлекался тем, что потяжелее, не чистым блюзом, а блюз-роком. А сегодня тоже являюсь исполнителем этого стиля. Потом уже появились такие записи, как Джонни Винтер и т.п. Нам очень помогал Вахтанг Кикабидзе, который, несмотря на его репертуар, был большой поклонник блюза. Он сам барабанщик бывший, первая группа, которую мы организовали, как раз была с его сыном, он играл на барабанах, репетировали прямо у него на квартире. Тогда у Вахтанга была возможность ездить по всем странам, и он привозил просто уникальные записи: Мадди Уотерс, Хаулинг Вулф, которых здесь практически вообще никто не знал. Hoochie Coochie Man, Mannish Boy, оттуда была информация из первых рук. В этом плане жизнь баловала нас, конечно. У нас была возможность все это слышать, все-таки железный занавес был помягче в Грузии в то время, приезжали очень многие настоящие черные исполнители, воочию удавалось с ними поджемовать, и это, конечно, сильно повлияло. У меня всегда была мечта играть такую музыку, и играть при этом не только на родине. Она частично осуществилась, сейчас, к счастью, у нас есть возможность каждый год два раза ездить на фестивали, где встречаешься с такими легендами, что просто до сих пор не верится. Потому что я все-таки человек советский, и когда так просто общаешься с ними — это непередаваемые ощущения. Может быть, для кого-то из современных людей, представителей нового поколения все это довольно просто, но для нас это до сих пор детская мечта. И я благодарен судьбе, что она есть, и эта мечта мною двигает до сих пор.

— Путь к этой мечте, видимо, был не очень простым?
— Первая проблема была — язык. Тогда нельзя было петь на английском, Кикабидзе всегда нас агитировал петь либо на русском, либо на грузинском, иначе нас не пустят дальше каких-то институтских клубов. Причем он, естественно, был прав, и мы находили какие-то лазейки. Первая пластинка, которую мы выпустили, была на грузинском языке. Мне пришлось два месяца согласовывать все тексты, были требования, чтобы я изменил какие-то слова, это было довольно нелегко. Но выжили, вообщем.

Группа называлась «Приз». В 1988 году эта группа получила приз зрительских симпатий на большом рок-фестивале в Тбилиси, после этого многие дороги открылись. Еще Кикабидзе нам чем-то помогал, продвигал нас в филармонии, добились даже того, что он взял нас на разогрев, в течение двух лет мы с ним ездили, в первом отделении 40 минут играли блюзовую программу.

— Вы, наверное, переиграли в одних концертах со всеми нашими известными гитаристами?
— Во время этих гастролей мы много с кем работали, тогда было модно делать гала-концерты. Играли вместе только на репетициях, тогда не особо популярно было джемовать, был такой гонор и так далее. Играли в одних концертах, но особого значения этому не придавали. При уважении огромном к нашим гитаристам, кумирами, конечно, оставались, все-таки, коренные представители афроамериканского блюза. Я столько лет играю блюз и до сих пор восхищаюсь их внутренней ритмикой, эмоциональностью, это уже на уровне ДНК: горло, пальцы. Надо осознать, что это факт, с этим нельзя бороться, этому надо учиться. Если скажешь: я играю, как черный — все, карьера закончена. Есть недостижимые вещи, ими надо восхищаться и пытаться как-то себя выразить, таким, какой ты есть. Естественно, какие-то элементы надо использовать.

— Жизнь не заставила вас играть с эстрадными звездами как гитарист-аккомпаниатор? Так поступали многие.
— Нет, я никогда на компромиссы не шел. Ни разу. У меня были, конечно, предложения, куча предложений. Я себя не считаю музыкантом. По менталитету я — не музыкант. Блюз — это дворовая музыка. В хорошем смысле. Здесь даже нет нот. В блюзе нет нот. Конечно, есть какие-то гаммы, но как только ты начинаешь в этом копаться, ты можешь потерять самое главное. Это то же самое, как если бы грузинский певец народного хора начал что-то менять в своем внутреннем настрое. То, что генетически передается — этого надо придерживаться.

— А вам в блюзе помогли ваши грузинские корни?
— Мне ритмика помогает до сих пор. Недавно с Сергеем Манукяном играли концерт, после чего мы признались, что благодарны корням. Потому что кавказская музыка — она на триолях держится. Вот я недавно послушал народную группу с Северного Кавказа — я был просто потрясен. Они играли народную музыку, но с таким драйвом! Если у них отобрать эти народные барабаны и дать настоящие инструменты, гитару — это будет просто сумасшедшая группа. Они триоли чувствуют на уровне черных американских исполнителей. Если еще раскопать, как играют черные, афроамериканцы, они играют пару фраз, но эти фразы настолько ритмически меняются, что они не надоедают. В течение двух часов ты слушаешь эти пять-шесть фраз, и из этого получается музыка. Вот в этом весь кайф — из малых средств добиться многого. Поэтому мы — именно трио, у нас была программа даже с оркестром, до сих пор она существует, но это уже другая музыка получается. Там не чувствуешь себя комфортно. Музыкант должен стоять на грани провала, тогда он весь выкладывается. Если у него вспомогательный саксофонист, такие инструменты, которые его выручат, тогда он расслабляется и играет не от души, а просто в голове формирует фразу, и все.

— Когда вы слушали черный блюз, вы же понимали, что само слово, понятие «блюз» подразумевает некую грусть, печаль?
— К счастью, сегодня уже не то время. При личном разговоре в Америке с сессионными музыкантами меня всегда очень интересовал их менталитет, как они относятся к музыке. Все они признают, что это уже давно не так. Элементы грусти сохраняются, это минорная гамма, и она это в себе несет, но все-таки сегодняшний блюз — жизнеутверждающая музыка. Это улыбка, тем более в Штатах, где каждое лето проводится несколько тысяч открытых блюзовых фестивалей. В позапрошлом году мы за три месяца отыграли пятьдесят концертов. Благо, там природа такая, что погода практически всегда хорошая. На открытых площадках это не так дорого стоит, не надо арендовать помещение, самые простые удобства, и собирается куча народа, на уровне Вудстока, по такой же схеме все. Open-air. И когда люди приходят — им не до грусти, честно сказать. Американцы приходят на концерт, они кучу денег тратят на билеты, на палатки, блюз в Америке, надо отметить, слушают люди старше 40 лет. А средний возраст — это 60 лет, но они выглядят, как наши 30-летние. Это, в первую очередь, не от уровня жизни, а от общего положительного фона. Там люди считают, что если ты родился, то ты должен наслаждаться жизнью, и других не грузить своими проблемами. У нас, к сожалению, восточный менталитет.

— А как тогда с блюзом в России?
— Я могу констатировать, что уже серьезный уровень, средний уровень вообще вырос за последние несколько лет. Не все группы имеют возможность туда ездить, зато американцы к нам часто приезжают. Не все выступления проходят с такой помпой, в больших залах, много клубных выступлений, но они несут в себе эту культуру. Потом записи, за последние 3 года появились все DVD, которые существуют, сейчас можно достать на Горбушке, через Интернет все. Это сильно повлияло, молодые люди имеют возможность выбора. Единственное, мешает попса, попсовые исполнители, я их очень уважаю и люблю, но они способны больше платить музыкантам. Многие молодые талантливые музыканты из-за денег уходят в попсу и теряют в себе огонь, который идет изнутри. Но есть приверженцы этого стиля, которые даже при низких гонорарах играют по клубам, и уровень не просто хороший, а очень хороший. Недавно играли большой джем на юбилее одного из московских клубов, и я просто был поражен, как клево все звучит. Единственное, нашим музыкантам не хватает улыбки, они загружены. Музыкант приехал на метро, с двумя гитарами, с комбиком, естественно, он не может сразу расслабиться. Этому надо научиться. Он должен поездить и посмотреть, ни один концерт в Америке не обходится без шоу. В первую очередь, там есть общение с публикой, это встреча друзей, после этого народ раскрепощается и все идет хорошо.

— Для черных музыкантов совершенно естественно играть в барах, ресторанах, там, куда люди приходят отдохнуть. Наша советская, российская рок-музыка, привыкла к другому.
— На самом деле, я вам открою один секрет — ну, вы сами музыкант, знаете, я для читателей: на большую аудиторию очень легко выступать. Когда бывают большие концерты — ты вышел, взял первый аккорд, это «вау!», начинается энергия, расслабляешься и играешь. А когда маленький клуб, а еще если мало народу, то ты очень в жестких условиях. Современные блюзовые музыканты с этим сталкиваются каждый день. И тут надо выработать этот кураж. У меня бывают какие-то спады, когда много концертов, энергетика теряется, я специально хожу в спортивный зал, плаваю, много бегаю, набираюсь внутренней уверенности. А потом, я благодарен Америке, как раз в 2000 году у меня начался кризис среднего возраста, ты приезжаешь в клуб, видишь уставшие лица и потихоньку начинаешь сдуваться. Когда я приехал, первое впечатление — лучший слайд-гитарист мира, человеку лет под шестьдесят, и он на сцене прыгал, шутил, в зал ходил. Помимо того, что он гениальнейший гитарист, и ему ничего не надо больше делать, просто играть, уже этого вполне достаточно, но он прилагает все усилия, чтобы людям доставить радость, и сам от этого получает удовольствие. И он мне сказал, что если бы не шоу, я бы очень быстро сдулся, а благодаря вот этому общению я до сих пор в форме, есть стимул. Я очень много перенял от этого в духовном плане.

— Культурные связи России и Грузии сильно разорваны, еще со времен распада СССР. Что происходит у вас на родине? Или у вас мало информации?
— Вы знаете, в Грузии культурная жизнь всегда была приоритетом. Если посмотреть научно-исследовательские институты, заводы, фабрики — там очень мало грузин. Все грузины тянутся к кино, театру, музыке. Это культура вина, это культура застолья, за столом все поют, танцуют, безумно талантливый народ. Несмотря на все эти проблемы. Я в Тбилиси по возможности не пропускаю ни один концерт, с родителями поздороваюсь, пообщаюсь, и сразу в клубы, чтобы слушать. Уровень просто потрясающий. Многие группы работают на Западе, с очень серьезными контрактами, блюзовые коллективы. Но их здесь не видно, к сожалению.

— Основной поток медийной информации в последнее время — это отношения России и Грузии, выступления Михаила Саакашвили, обострение ситуации с обеих сторон. А что происходит с культурой Грузии — россияне просто не знают.
— Да, я понимаю. Вот вчера мы играли концерт в Екатеринбурге, там были солидные, взрослые люди. После концерта мне было очень приятно, что многие подходили и говорили, чтобы я не обращал внимания на то, что происходит на экране, что они с нами. Причем не просто люди с улицы, а те, кто создает какой-то климат в стране, промышленники. Хотя я и не сомневался. Когда меня спрашивают: ты в Грузии сталкиваешься с какими-то проблемами? Я, на самом деле, не сталкиваюсь, я общаюсь именно с теми людьми, которые развиты. Если человек пришел на концерт, у него духовность развита. Он не в кабак пошел выпить и «Говори, Москва, разговаривай, Россия!». Они пришли получить удовольствие от музыки, и мне везет, что я именно в этой среде. И здесь я кроме поддержки и любви ничего не вижу. В Америке мы — русская группа. Я — русский человек. Во всех журналах пишут: «русский гитарист». Я горжусь этим, потому что я представляю страну, мои дети здесь родились, здесь учатся. Как можно это разделять?! Это нереально. Я даже больше скажу, когда я два года провел в Гамбурге, это были 1991-1993 годы, мне настолько был близок русский язык, тогда мало было эмигрантов, я помню, как на одной из центральных улиц увидел пару. Они на русском разговаривали. Я за ними пристроился и слушал их речь, как музыку. Это, все-таки, Родина. Я вырос и знал, что Советский Союз — наша Родина. Всю сознательную жизнь я чувствовал себя представителем этой страны. И сейчас меня невозможно переубедить.

— То есть, о разрыве культурных связей говорить рано?
— Конечно, невозможно. Эти корни, самые лучшие шедевры кинематографа, «Не горюй!», «Мимино», «Кин-Дза-Дза» — там играют грузинские и русские актеры, и режиссер — грузин. А это все смешно. Это приведет к деградации. Пока громят казино — это еще как-то можно понять. Но если дойдет до этого маразма, разумное население встанет против.

— А вы часто бываете на родине, в Тбилиси?
— Нет, раз в году. Где-то на неделю приезжаю. Вижу друзей, это, конечно, застолья, приятные встречи. Но, к сожалению, очень редко. Мы созваниваемся регулярно, поддерживаем контакты.

— Друзья завидуют вашему успеху или гордятся вами?
— Гордятся, очень много статей в грузинской прессе, они мне копируют, присылают на e-mail. Очень приятно слышать, что наш соотечественник и т.д. Мне, наверное, не стоит об этом говорить, но там все абсолютно положительно. Если скажешь грузину или русскому, который живет в Грузии, что там что-то не так, то они будут долго смеяться. В Тбилиси есть Московская улица, живет 50 тысяч русских семей, и они чисто говорят на грузинском. Притом, самое главное скажу: в Грузии основные церкви разделены на две части. На одном этаже грузинская служба идет, на втором — русская. И бывает, что русский батюшка занят, и может грузинский спуститься и провести службу. И наоборот. Это не то, что близко, это одно и то же. Человек воспитывается в этом духе. Я помню, когда школу прогуливал, мы прятались в русской церкви. Нас батюшка прятал, чтобы нас учителя не нашли. Самые обычные хорошие человеческие отношения. А то, что сейчас… Я не хочу касаться политики.

С Леваном Ломидзе беседовал Алексей Коблов.

Фото GNN