Подписка на рассылку
Важно
Тор 10
«На месте Ленина у Научного центра должен был стоять Прометей»
С Воробьевых гор в Зеленоград
В дни февраля и марта 1958 года, когда в правительстве СССР готовилось постановление о создании города-спутника Москвы, у главного архитектора столицы Иосифа Ловейко была еще одна забота. На рассмотрение архсовета был представлен проект московского Дворца пионеров. Проект не понравился, и решили объявить конкурс, для чего создали три команды молодых архитекторов, в одну из которых вошли Игорь Покровский и я. Наш проект победил, и последующие четыре года мы посвятили его реализации.
1 июня 1962 года Дворец на Воробьевых горах был торжественно открыт с пионерским парадом, фанфарами и личным присутствием Хрущева, который с трибуны открытия сказал доброе слово о нашей работе. Теперь я думаю, что все это было не случайно. Судьба готовила нас к будущему участию в создании Зеленограда.
После завершения большой работы не так-то легко переключиться на другую. Почти каждый день приходилось водить экскурсии коллег по Дворцу. Время шло, а серьезных заказов не поступало. А нам нужно было большое дело. Не менее значимое, чем Дворец. И оно в конце концов нашлось. Мы получили не что-нибудь, а новый город, строительство которого началось недавно в сорока километрах от Москвы. Только не сразу — по частям. А складывалось оно так.
В мае 1957 года глава коммунистической партии Советского Союза Хрущев прибыл с официальным визитом в соседнюю Финляндию и познакомился там с новеньким городом-спутником Хельсинки — Тапиолой. Понравилось. Не прошло и года, как он распорядился построить подобный спутник неподалеку от Москвы. Конечно, Тапиола — город-спальня, его обитатели, располагая личным транспортом, едут на работу в столицу. В Москве так не получится. Придется в спутнике строить свои места приложения труда. В 1959-м тот город заложили и вслед за первым жильем собрались было строить текстильный комбинат. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не подвернулось другое, куда более важное дело, давшее новому начинанию стратегический смысл.
Случилось так, что в одном ленинградском НИИ открылось новое перспективное направление — микроэлектроника. Дело стоило мощной мозговой атаки, широких экспериментов, сулило послужить импульсом развития электронной отрасли, заметно отставшей от Запада. Однако, будь оно развернуто в северной Пальмире, неминуемо повлекло бы за собой рост населения города на добрую сотню тысяч. Это смекнуло питерское руководство. И тогда вспомнили о пока еще безымянном городе-спутнике. Он пришелся куда как кстати. 8 августа 1962 года выходит в свет (разумеется секретное и со сжатыми сроками) партийно-правительственное постановление «О создании Центра микроэлектроники (НЦ) и комплекса НИИ и КБ». И вслед за тем проектные и строительные силы Москвы приступают к новому делу.
Феликс Новиков
У проекта Научного центра были противники
Надо было проектировать корпуса НИИ и экспериментальных предприятий, чего нам прежде делать не случалось. Однако поначалу этим занялся главный архитектор строящегося спутника Игорь Евгеньевич Рожин и его мастерская. Но как успеть охватить все — и жилье и новые задачи, да еще в такие сроки! А хотелось. И он делает варианты. Но у начальства своя логика, ему отвечать. И нам тоже предлагают сделать проект. Есть еще одна заинтересованная организация — Промстройпроект. Они-то специалисты в этом деле. И отнюдь не желают остаться в стороне. Значит опять конкурс. И снова без премий — только за право строить. Зодчему и того довольно. И мы делаем свой вариант Главного Научного центра микроэлектроники вместе с технологами ведомственного электронного проектного института. А что мы смыслим в этом деле? Мы по дворцам специалисты. А можно и НИИ сделать дворцом. Вот и попробуем.
Начали мы с высотных вариантов. Однако не успели определиться с предпочтениями, когда в мастерскую явились те, кому предназначен будущий центр. В их числе были Филипп Старос и Иосиф Берг, которые в упомянутом выше ленинградском НИИ начинали микроэлектронные эксперименты. Мы тогда не знали, что это беглые американцы, принявшие в Союзе новые имена. Старос решительно заявил, что в этих технологиях недопустимы никакие колебания зданий и потому высотные решения неприемлемы. Мы учли эту рекомендацию.
 |
По теме
|
Случилось так, что конкурс мы выиграли. В ту пору были модны одноэтажные промышленные корпуса с верхним освещением, а мы предложили многоэтажные и светлые. Вместо глухих стен сделали остекленные фасады, по нашему представлению вполне подходящие к образу электронного сооружения. Мало того, разместив над каждым рабочим этажом технический с фермами, несущими два перекрытия, мы освободили рабочие этажи от опор и обеспечили возможности гибкой технологии. А если иметь в виду, что Научный центр расположился в том пространстве, в котором разместятся основные общественные здания города и его главная площадь, и то, что наши криволинейные корпуса создавали мощную композицию, отвечающую столь ответственному месту, то тем самым можно объяснить успех проекта.
Глава Госкомитета электронной техники и будущий министр этой отрасли Александр Иванович Шокин нас решительно поддержал. А когда проект был представлен новому главному архитектору Москвы, не лишенный чувства юмора Михаил Васильевич Посохин оценил его следующими словами: «Это не так глупо, как это может показаться с первого взгляда».
В работе над конкурсным проектом вместе с Покровским и мной участвовали авторы Дворца пионеров Владимир Кубасов и Борис Палуй, при том, что первый был занят проектированием нового МХАТа, а второй — здания архива Москвы и жилого комплекса в Люберцах. Я же последний год провел на постоянном авторском надзоре за стройкой Дворца, а после ее окончания оказался свободным от дел. И потому мне суждено было стать главным архитектором Научного центра.
Первый вариант проекта Научного центра
Дальнейшая работа над проектом показала, что членение административного корпуса на три части пересекающими его лабораторными корпусами препятствует лучшему планировочному решению и, что еще более важно, поворот этого блока на 90 градусов, создание оси композиции, обращенной к будущей городской площади, тоже послужит ей на пользу. К тому же обнаружился досадный казус — мы превысили дозволенную площадь комплекса на целых 20 000 квадратных метров. Пришлось снять два рабочих этажа с двумя техническими, а это потеря 14 метров высоты. Но и это оказалось на благо композиции. Я предложил новый вариант. Надо ли его согласовывать? Показали директору Моспроекта-2. Он благословил. Можно строить.
Второй вариант проекта Научного центра
Нельзя сказать, что у проекта не было противников. Промстройпроект, опираясь на покровительство Госстроя, стремился дезавуировать наше решение. Назначена специальная экспертиза. Но столь важный объект упомянутым выше решением позволялось строить, не дожидаясь утверждения проекта, и стройка пошла должными темпами. А когда эксперты приготовили отрицательное заключение, их пригласили посмотреть объект, где уже завершался монтаж конструкций нулевого цикла. И тогда в это заключение добавили еще одну фразу — согласия с нашим проектом: «...учитывая состояние строительства».
Здания Научного центра (архитекторы Новиков, Покровский, Ларионова, Лихтенберг, инженер Ионов)
«Флейту» построили ради двухкомнатных квартир
Строился Научный центр, и строился город. Шокин хвалил нашу работу и был недоволен городской застройкой, жилыми районами. И он настоял на том, чтобы главным архитектором города, уже получившего имя Зеленоград, стал Игорь Александрович Покровский. И он оставался им до своей кончины — тридцать восемь лет. Такого не случалось нигде в мире. Покровскому по праву место в книге рекордов Гиннесса.
Мы переехали в наш город. Кого-то возили туда ежедневно — меня, Григория Саевича, нашего главного конструктора Юрия Ионова. Многие получили квартиры. Вместе с коллегами из бывшей мастерской Рожина мы работали над проектом центра Зеленограда, и вскоре в его северной части определился еще один мой объект — первый в городе 9-этажный жилой дом. Потом три высокие башни встанут на площади Юности и еще выше будут четыре парных башни на Центральном проспекте. Город обрел новый масштаб и новое качество застройки.
 |
По теме
|
Вообще-то в 60-е и 70-е годы все жилье в городе было построено по типовым или повторно применяемым проектам. И так бы оно и осталось, если бы не ощущалась острая нужда в двухкомнатных квартирах. Их позарез не хватало. А раз так, мы предложили весь дом длиной в 516 метров сделать только из них. Числом 624. Причина веская и потому индивидуальное проектирование было разрешено. Одно на весь город. Такие жесткие были порядки.
И появился проект галерейного жилища с квартирами, обращенными на юг, и со светлыми коридорами на север. И еще с башнями лифтов, отнесенными от основного корпуса. По сходству в плане я дал дому имя «Флейта» и оно вошло в обиход. Проект был утвержден без проволочек после того как Михаил Посохин, взглянув на чертежи, сказал: «А почему бы и нет?».
Протяженный дом, «подвешенный» на ногах, со сложным плетением глухих и открытых ограждений лоджий, широким ритмом восьми спаренных двухэтажных квартир и кроющими козырьками покрытия лестниц, станет фоном для общественных зданий, которые позднее воздвигнут перед ним.
Кирпич для МИЭТа везли из Латвии
И Научный центр, и «Флейта» были уже в стройке, когда я стал главным архитектором еще одного, третьего зеленоградского объекта. Московский институт электронной техники (МИЭТ) — составляющая часть научного комплекса — расположился на живописной площадке на южном берегу водоема супротив зданий НИИ. Но как только началась работа, архитекторы моей бригады вступили в творческий конфликт. Два варианта проекта нас разделили. В одном из них композиция составлялась из круглых объемов, связанных меж собой кольцевым переходом. В другом несколько одинаковых корпусов скрывали в себе совершенно разное содержание, никак не выраженное в архитектуре. Я был противником последнего. Аргументы в пользу одного и другого не убеждали идейных противников. Но опыт коллективного творчества на Дворце свидетельствовал, что лучший выход из положения состоит в поиске третьего варианта. И он разрешил все противоречия. Мы с Григорием Саевичем, уже имея опыт сотрудничества в работе над «Флейтой» и в конкурсных выступлениях, и на этот раз достигли полного согласия. Теперь каждое из пяти зданий, составляющих новую композицию, выражало во внешнем облике свое содержание, и сочетание разнообразных форм сложилось в некий романтический образ, свободно расположившийся в природном окружении. Новый вариант оказался настолько убедительным, что прошел все советы без сучка и задоринки. Возникла лишь одна непростая проблема.
 |
По теме
|
Диагональный фасад был покрашен на парадном чертеже густым цветом красного кирпича, и на этом фоне выделялись крупные белые детали — портал главного входа, поднявшиеся над кровлей мощные балки перекрытия спортзала, входной навес корпуса актового зала. Но только где взять такой кирпич? В столице и округе ничего подобного не производилось. А тут, кстати, после утверждения проекта по какому-то случаю в Доме Архитектора устроилась выставка, и панораму МИЭТ мы там повесили. И вскоре коллега, посетивший ее и симпатизирующий нашей затее, принес мне кусок превосходного кирпича — гладкого, с четкими гранями, и к тому же великолепного темно-вишневого цвета. То, что надо! Но только производится он в Латвии и в не очень большом числе. А нам, по самым скромным расчетам, на наши стены и пилоны нужно миллион штук. Как их получить? То были долгие хлопоты. Каменщики потом облицуют фасад с лесов. Сначала Латвия дала согласие. Но с условием — миллион за миллион. В республике дефицит кирпича. Потом Москва дала согласие на обмен. Миллион лицевого желтого на миллион красного. А когда железная дорога отказалась везти кирпич из Прибалтики в Москву (по понятиям Министерства путей сообщения это называется «противопоток» — в плановом государстве четко определено, что, откуда и куда возится), пришлось включать в это дело высших чиновников архитектуры, электроники и железных дорог; и тогда все узлы развязались.
На этой стройке все шло нормальным ходом, и энергичные представители заказчика-министерства способствовали успеху дела. Случалось, что и с излишним усердием. Из самых лучших побуждений, не спросив авторов, искренне полагая, что он делает нам приятный сюрприз, директор строительства распорядился лицевать входной портал вместо белого мрамора пестрым «газганом». Он ведь дороже и, как ему казалось, красивее. Это было ужасно! И вовсе не просто было, не обидев его, заставить снять уже присохший к стенам камень.
МИЭТ (архитекторы Ф. Новиков, Г. Саевич, конструктор Ю. Ионов). Фото
Зал инквизиции в Научном центре
В МИЭТ были свои новинки, которые надо было «пробивать» в Госплане и в промышленности, подчас занимаясь тем, что никак не входит в круг профессиональных обязанностей зодчего. Но иначе ничего не получалось. Это не очень увлекательное дело, привычное еще с Дворца пионеров, тем не менее, доставляло некоторое удовлетворение, как достижение поставленной цели. Ну, скажем, хлопоты по поводу полюбившегося мне с тех пор зенитного освещения. Оно и в Научном центре, и в МИЭТ играет весьма важную роль.
В первом случае было задумано верхнее освещение в конференц-зале и зале ученого совета. Я предложил сконструировать зашторивание фонарей естественного освещения. При этом шторы выдвигаются из скрытых пространств подвесных потолков и выносят на себе светильники вечернего освещения. Как потом выяснилось, сия затея оказалась оригинальной и была запатентована как изобретение. А когда Александр Шокин впервые вошел в зал совета и увидел опущенную с потолка тубу, освещающую стол заседаний, он воскликнул: «Это же инквизиция!». А на мою реплику: «Мы это и хотели сделать», — неожиданно ответил похвалой: «Молодцы!».
В МИЭТ зенитный свет проливается в зал библиотеки через 108 выступающих на кровле усеченных стеклянных пирамид и отражается в большой опрокинутой пирамиде, парящей в центре высокого квадратного пространства. Верхний свет освещает поточные аудитории и гигантский рельеф главного вестибюля, исполненный на внешних стенах вставленного в его пространство куба библиотеки, по всему периметру обрамлен остеклением. Солнечные лучи проявляют пластику скульптурной композиции, и штрихи теней от членений витража бросают на нее резкие ритмы. С этим рельефом, а вернее сказать, с его автором Эрнстом Неизвестным, связана не лишенная интереса история нашего сотрудничества.
Интерьеры МИЭТ. Фотографии
Ленин приехал в Зеленоград в ящике из Кремля
Опыт содружества с художниками и скульпторами, которой обогатил образный строй Дворца пионеров, естественно было продолжить и в объектах Зеленограда. Здесь первой была задумана скульптурная композиция на торце западного лабораторного корпуса Научного центра, изображающая взлет в космос. Сорокаметровой высоты изделие из алюминия и латуни было исполнено скульпторами Сергеем Чеховым, считавшим себя последним прямым потомком Антона Павловича, и Валерием Тюлиным. Оно лежало на земле в двух километрах от объекта и назавтра должно было быть установлено на должном месте, где уже сделаны крепежные элементы. Однако явившийся накануне в город заведующий оборонным отделом ЦК КПСС Иван Сербин, взглянувший на эту работу по просьбе сопровождавшего его секретаря райкома, отменил монтаж. Что он мог понять в распростертом на земле произведении? Судя по всему, заподозрил дух абстракции. Мнение столь высокого партийного чиновника в те времена было неоспоримо. Спустя несколько лет работа была уничтожена. Эта неудача нас не остановила. И теперь я вернусь к Эрнсту Неизвестному.
Мы встретились впервые в 1952 году в связи с конкурсом на рельефы станции метро «Краснопресненская», где победа ему не досталась. Спустя девять лет авторы Дворца пионеров предложили скульптору поставить у входа в пионерский парк изваяние космонавта. Оно, по нашему мнению могло послужить своеобразным символом пионерства. Такой эскиз у Эрнста был и казался нам подходящим. И мы соорудили фундамент. Но он остался ненагруженным. «Доброжелатели» скульптора в Академии художеств и Союзе художников тому воспрепятствовали. Достаточно было звонка по «вертушке» (так назывался телефон правительственной связи) с должной рекомендацией. В 1972 году скульптор В. Фролов и архитектор В. Кубасов поставили на тот фундамент Мальчиша-Кибальчиша — ребенка-большевика, истребителя буржуинов.
 |
По теме
|
А потом мы решили воздвигнуть «Прометея» Неизвестного перед комплексом Научного центра. Вполне уместная затея и тоже был подходящий эскиз. Шокин одобрил эту затею, и мы опять построили фундамент и те же «доброжелатели» сумели пресечь это дело. А дальше случилось непредвиденное. Собственно говоря, 100-летие со дня рождения Ленина приближалось в соответствии с советским календарем. Празднества по этому случаю планировались загодя. И конкурс на памятник Ленину в Кремле прошел по расписанию. А вот то, что не принятые к реализации проекты станут растаскивать по разным местам и что Шокин притащит изваяние скульптора Мерабишвили на наш фундамент, мы никак не ожидали. Идея министра встретила наши возражения — по проекту вождю следовало стоять на главной площади города. Но когда-то она еще будет? Шокин ждать не пожелал.
И вот в один прекрасный день явились гранитчики и построили постамент по чужому эскизу. А потом привезли огромный ящик с Ильичом. Раз уж так случилось, есть одна забота — как он там ориентирован, куда руку тянет? Вызвавший меня заказчик распорядился взломать ящик, дабы я мог проникнуть внутрь и выяснить куда же устремлена указующая рука вождя. По всей композиции это было не все равно. Нагнувшись и войдя в «кабинет» Ленина, я увидел,что он устремлен куда надо. То ли Шокин подошел к этому делу с пониманием, то ли просто повезло. Но когда я писал эти строки в 2001 году, было понятно, что стоять истукану осталось не долго. Он был демонтирован в 2010 году. А был бы на этом месте Прометей, никакие политические бури его бы не тронули.
Прометей Эрнста Неизвестного у Научного центра
Две неудачных попытки сотрудничества с Неизвестным не помешали нам с Григорием Саевичем предпринять третью. Она оказалась успешной. Возможно потому, что рельеф расположен в интерьере и это обстоятельство притупило бдительность врагов скульптора. Шокин и на этот раз поддержал предложение. А посмотрев на эскиз и выслушав рассказ Эрнста о его замыслах, завершившийся уверениями в том, что он непременно включит в композицию конкретные символы электроники, решительно возразил: «Зачем же конкретные, надо абстрактные!», и затем долго и увлеченно рассказывал о своих встречах с абстрактным искусством.
Вестибюль МИЭТ. Фото
Рельеф площадью более 900 квадратных метров был исполнен ко времени. На церемонии открытия комплекса Эрнст с гордостью показывал свою работу — самую крупную, исполненную им в пространствах отечества до его отъезда за рубеж. Но тогда, еще не помышляя об этом, он сделал для библиотеки МИЭТ двенадцать портретов великих деятелей науки из дерева и латуни и, в том числе, портрет Ленина несколько большего размера, нежели остальные, и, насколько я знаю, единственный в его творческой биографии.
Интерьеры МИЭТ. Фотографии
Колокол для МИЭТа выменяли на ружье
В проекте МИЭТ был еще один важный элемент композиции, задуманный как знак, как символ объекта и требующий работы художника — часы входного портала. Здесь своя памятная история. Сергей Чехов и Валерий Тюлин, выполнив эскиз, представили его художественному совету. Но он был отклонен. В подвальной мастерской Тюлина ведем «разбор полета». А что если сделать все наоборот? Где плоть металла — пусть будет воздух, а где воздух — там металл. Исполнено и представлено. И тогда председатель совета предлагает принять эскиз без обсуждения. И совет согласен. Только в том эскизе всю композицию, подвешенную к крестовине в круглом проеме перемычки портала, завершает (нельзя же сказать венчает снизу) колокол. И не какой-нибудь, а по замыслу верующих художников, непременно древний. Но где его возьмешь? Поиски привели в музей города Тутаева. Есть колокол XVII века. Директор согласен обменять его на старинное оружие. Еще одна тупиковая проблема. Но все решается неожиданным и счастливым образом. Лев Иофан — коллега и племянник знаменитого автора Дворца Советов — приносит свое коллекционное ружье и дарит его авторам. Он просто сочувствует нашему проекту, искренне желает успеха. Нечасто бывает такое. Большое ему спасибо. Колокол получен. Но есть еще одна интересная затея. Часы должны быть с музыкой! Но с какой?
И я позвонил Таривердиеву. Мы были знакомы. Микаэл пообещал: «Приеду и погляжу. Если понравится, напишу». Мы встретились на стройке. Вместе обошли незавершенный еще объект, посмотрели на часы, которые были в работе. А наши наручные часы показывали время обеда. И мы отправились в зеленоградский ресторан. Микаэл поднял рюмку и произнес нетрадиционный тост: «Выпьем за Господа Бога!» «Почему?» — спросил Григорий Саевич. «Он ни за что нам дал», — ответил композитор.
Потом в своей квартире-студии, перебирая клавиши рояля, он проиграл знакомую фразу песенки «Маленький принц». Мы не согласны. Нам требуется что-нибудь оригинальное. Прослушав несколько вариантов и определив свои предпочтения, получаем нотную и магнитофонную запись мелодии и совет — воспроизвести ее на колоколах. Есть такой инструмент в уважающих себя симфонических оркестрах. В этом деле мне поспособствовал приятель, бывший одним из заместителей председателя Гостелерадио. Нам сделали запись в останкинской студии в 15 вариантах. Лучший был отмечен заложенной в пленку бумажкой, и мы проиграли эту запись в МИЭТ на первом попавшемся магнитофоне. И тут выясняется, что скорость его вдвое меньше студийного. Но зато звук ниже и торжественней. Прослушали несколько раз. И тогда вся творческая команда — архитекторы и скульпторы — решают: быть по сему!
Часы МИЭТ (скульпторы С. Чехов и В. Тюлин)
МИЭТ называли вузом 2000 года
Готовится церемония открытия МИЭТ. Ученый совет института обсуждает эскизы памятного значка. Есть варианты с изображением электрона, но единогласно принимается эскиз авторов — на значке входной портал с часами. Значит, «знак» принят и наша цель достигнута — МИЭТ получил архитектурный символ. 27 декабря 1971 года электронное высшее учебное заведение открывается. Два министра СССР — Шокин и Елютин, представляющий ведомство высшего образования, «освятили» его своим присутствием. И каждый в последующем интервью «Литературной газете» дал комплексу высшую оценку. Елютин назвал МИЭТ вузом 2000 года. Гость авторов глава Союза архитекторов СССР Георгий Михайлович Орлов сказал: «Это постоит!» В устах авангардиста 20-х годов, автора знаменитого Днепрогэса, это было высшей похвалой. В последний день года Шокин показал комплекс главе правительства страны. Алексей Косыгин осмотрел здания, а покидая МИЭТ, обернувшись к входному порталу, произнес: «Ваши студенты забудут все, чему вы их тут учите, но эти часы никогда не забудут».
Наступил 1972-й — год 50-летия СССР. Союз Архитекторов приурочил к сему юбилею очередной всесоюзный смотр творчества зодчих. Огромная выставка в стенах московского Дома архитектора представляет сотни построек. Экспертиза заканчивает работу. И тут в последний момент я приношу пачку фотографий объекта. В Зеленоград едет экспертная группа. Выставка дополняется нашей экспозицией и единогласным решением жюри МИЭТ получает I премию.
| |
По теме
|
Это, конечно, успех. И снова экскурсии и множество похвальных отзывов в прессе. Александр Левиков публикует в «Литературной газете» очерк «Электрон и колокол». Журнал «Архитектура СССР» помещает фото МИЭТ на обложку. Позднее в другом его номере публикуется творческий портрет Феликса Новикова. Студент-документалист IV курса ВГИК Илья Фрез младший снимает фильм о нашей постройке, и он получает I премию Международного фестиваля архитектурных фильмов, сопутствовавшего конгрессу Международного союза архитекторов. На этой волне популярности объекта Союз архитекторов СССР представляет МИЭТ на союзную Государственную премию, Эрнст Неизвестный представлен в авторском составе. Но тут происходят странные вещи.
Газета «Правда», публикуя статью о монументальном искусстве, упоминая добрым словом рельеф в МИЭТ, называет имена зодчих, не называя имени скульптора. Наш протест, адресованный главному редактору, остается без ответа. Документальный фильм о Зеленограде «» показывает кадры беседы архитекторов и скульптора у макета МИЭТ, но диктор не называет имя последнего. Посетившая Зеленоград комиссия Комитета по премиям вычеркивает Неизвестного из авторского списка. Письма в его адрес также не меняют положения вещей.
Но МИЭТ не получил премии. И это было справедливо. Тому была веская причина. Не следовало спешить. Он ведь только часть большой работы — целого города, который создается большим коллективом. А без МИЭТ и город не полон. Вопрос о присуждении премии откладывается.
Кадр из фильма «Мой город», 1973 год. Слева направо: Григорий Саевич, Феликс Новиков, Эрнст Неизвестный
Госпремия 75-го года
Еще в 1967 году мастерская Покровского получила новый заказ Шокина — здание Министерства электронной промышленности СССР в самом центре Москвы, на Тургеневской площади. И я становлюсь главным архитектором этого проекта. У него своя драматическая история, но речь сейчас не о ней. Проект был одобрен советом, утвержден Шокиным, а спустя два года началось строительство и заказчик потребовал моего постоянного присутствия на стройке. Моя бригада переезжает в Москву. Разумеется я, Григорий Саевич и конструктор Юрий Ионов ведем авторский надзор до завершения комплекса МИЭТ. На этом закончились десять лет моей зеленоградской деятельности. Они были творчески весьма содержательны и плодотворны.
В 1975 году Союз архитекторов представляет на премию работу «Архитектурные комплексы Зеленограда» и она получает Государственную премию СССР. Первым в списке лауреатов стоит имя главного архитектора Зеленограда Игоря Александровича Покровского. Лауреатами стали архитекторы: А. Болдов, А. Климочкин, Д. Лисичкин, Ф. Новиков, Г. Саевич, Ю. Свердловский, конструкторы Б. Зархи и Ю. Ионов. Однако к тому моменту завершены были только три объекта — Научный центр, «Флейта» и МИЭТ. Приближалось к концу строительство здания городской власти.
Здание префектуры Зеленограда (бывший Горсовет) (архитекторы И. Покровский, А. Климочкин, А. Скачкова, конструктор Б. Зархи)
Четырехэтажное, квадратное в плане сооружение поднято над уровнем площади, а внутренний двор представляет собой открытый вестибюль, доступный с трех сторон. Такой прием позволил увеличить его размеры, сделать сомасштабным размерам площади, вдоль которой ориентирована композиционная ось объекта. Брутальность архитектурных форм сооружения, облицованного травертином, подчеркивает мощная пластика обрамления оконных проемов, энергичный вынос карнизов создает выразительный образ, воспринимаемый с дальних расстояний. Расположенный во дворе входной портал обогащает композицию.
В апреле 1983 года открывается еще одно сооружение центрального ансамбля — городской Дом культуры, значение которого в нем особое. Здесь своя архитектурная тема, свое построение осей и конструктивной основы объекта.
Вид Дома культуры с главной площади
(архитекторы И. Покровский, Д. Лисичкин, Л. Маковская, Д. Стиски, конструктор Д. Зархи). Фото
Выбор планировочной сетки здания на основе равностороннего треугольника обусловлен направлением основных городских магистралей и подходов к зданию. Это позволило создать развитую объемную композицию, отвечающую положению объекта в центре города и планировочной структуры примыкающего к нему парка. Внутреннее пространство фойе зрительных залов решено как единое целое. Возможность объединять и разделять эти пространства достигается наличием двух входных уровней и перепадом отметок. Фасады сооружения выразительно представляют его объемную структуру. Особое внимание уделено архитектуре интерьеров.
Дворец культуры. Фотографии
В 1985 году, в канун сорокалетия Победы в Великой Отечественной войне, был заложен центральный парк города, названный в честь этой даты. Его главным украшением стал каскад лестниц и фонтанов.
Покровский бы этого не допустил
Во второй половине 80-х годов возникает идея пространственного развития города, он получает новые земли в Крюково по другую сторону железной дороги. Мастерская Покровского проектирует вторую очередь советской «силиконовой долины», создается еще один Центр информатики и электроники (ЦИЭ) и начинается строительство. Зеленоград делится теперь на новую и старую части. Но до завершения центрального ансамбля было еще далеко.
Когда мы в 1962 году приступили к работе над первым объектом, и когда спустя семь лет проект всего центрального ансамбля был опубликован в журнале «Архитектура СССР», никто из нас не мог предположить, что его реализация растянется на целых сорок два года. Но архитектура — такая сфера творческой деятельности, которая зависима от множества жизненных обстоятельств. Уровня развития общества — интеллектуального, экономического, технического. В ней, как в капле воды, отражается судьба страны. Она всегда становится первой жертвой политических и экономических потрясений, неизбежно влекущих за собой отмену градостроительных начинаний, сокращение инвестиций, остановку созидательного процесса. И это неминуемо произошло в Зеленограде в 90-е годы прошлого века. Остановилось строительство высотной гостиницы, и монтаж каркаса зданий Центра информатики также был прекращен на долгие годы. Я знаю, как переживает зодчий крушение своих творческих планов, и потому могу себе представить разочарование главного архитектора Зеленограда. И когда в мае 2001 года в новом загородном доме нашего коллеги и друга Юрия Платонова в последний раз собралась вся четверка победителей конкурса на проект Дворца пионеров, и я спросил Игоря: «Что в Зеленограде?», он ответил: «Это трагедия!». Спустя год его не стало.
Только в 2004-м был завершен 28-этажный высотный корпус бизнес-центра «Зеленый град», поставлен восклицательный знак всей композиции главной городской площади, а спустя три года журнал «Архитектурный вестник» публикует материал под заголовком «Зеленоград. SOS!». В нем идет речь о строительстве в соседстве с вышеупомянутой башней 4-этажного торгового здания, не предусмотренного проектом. И я один из протестующих против этой акции. Строительство остановлено, но ненадолго. У города теперь нет авторитетного главного архитектора и его заменил на этом посту Его Величество Доллар.
Игорю Покровскому повезло в том, что он уже никогда не узнает, какая судьба постигла задуманный им спортивный комплекс города. Это была осмысленная композиция, в центре которой возвышалось пирамидальное сооружение, содержащее в себе главную спортивную арену. Все, что предусматривалось этим проектом, к 2013 году было построено — ледовый дворец, плавательный бассейн, физкультурно-оздоровительный центр, теннисный корт и стадион для регби — все социальные аспекты проблемы были успешно решены, но ее архитектурное решение было ужасным, просто позорным.
Таким был проект спортивного комплекса.
И такая «куча-мала» возникла вместо этого.
Еще одним актом вандализма в пределах центрального ансамбля города явилось сооружение надземных переходов на его западной и восточной стороне. Два «слона» фланкировали «посудную лавку», не сообразуясь с масштабом сооружений комплекса.
Я не знаю имена архитекторов, построивших свалку спортивных объектов, так же как не знаю имен создателей сооружений, призванных канализировать потоки пешеходов, пересекающих трассы движения машин. Но в том, что и то, и другое — свидетельства профессионального невежества, я не сомневаюсь. Покровский бы этого не допустил.
Не могу не высказать сожаления по поводу результата капитального ремонта «Флейты» в 2016 году. Бесспорно то, что у нас нет культуры эксплуатации лоджий. По всей советской стране самодеятельно и хаотично их застекляли. Кроме Прибалтики, где понимали, что фасады принадлежат городу, а не квартиросъемщику. И я согласен с решением зеленоградских властей заменить плоды народного творчества единым остеклением. Но если бы авторы этого проекта спросили меня, как им это сделать, я сказал бы, что переплеты остекления южного фасада следовало сделать черными и тогда ритмы бывших лоджий читались бы более явственно.
Южный фасад «Флейты», 2016 год. Фото
Эпилог
Зеленограду повезло в том, что работу по созданию города возглавил один из самых ярких советских зодчих второй половины ХХ века Игорь Александрович Покровский. Он был наделен множеством талантов. Замечательный архитектор, художник, музыкант, он был еще и отличным организатором, общественным деятелем. Сорок лет его служения архитектуре Зеленограда обеспечили высокий класс профессиональных решений в 60–80-е годы. Он достиг максимума возможного здесь и тогда.
Народный архитектор СССР, лауреат Госпремий СССР и РСФСР, премий Президента РФ и Москвы, член трех академий заслуживает того, чтобы вспомнить Игоря Александровича в дни празднования 60-летия города.
На бульваре близ Михайловского пруда стоит скульптурная композиция «Архитектор», и обитатели города знают, кто этот зодчий. Скульптор Сергей Манцерев добился портретного сходства. Этому бульвару присвоить имя Игоря Александровича. Зеленоградцы Покровского не забудут.
Народный архитектор СССР,
Лауреат Госпремий СССР и РСФСР,
доктор архитектуры, профессор Феликс Новиков
20.02.2018
 |
По теме
|
Другие новости недвижимости
